– И ты не боишься?
– Боюсь… Но я хочу к маме и папе… – И она то ли всхлипнула, то ли носом шмыгнула, стоя на коленях у края провала.
Я больше не спорил. Если бы я целый год не видел маму, я бы тоже прыгнул хоть откуда. Хоть вниз головой без парашюта…
– Ладно, отойди от этой ямы…
И опять я превратился в самолет. И правда – новенький, туго уложенный в ранец парашют оказался на сиденье.
– Сойка, сбрось его из кабины!
Она поднатужилась и сбросила тяжелый ранец прямо в туман.
– Не потеряй… – И я снова сделался мальчишкой. Надел парашют Сойке на спину (она, бедная, даже присела). Стал подгонять брезентовые широкие лямки, защелкивать пряжки. Хорошо, что Сойка в своей «чунге-чанге», а не в платье, так удобнее…
– Смотри! Видишь, на этой веревке колечко с зажимом, карабин называется. В кабине пристегнешь его к скобке на борту, есть такая рядом с дверцей. Обязательно! Поняла?
– Поняла…
– Ох, Сойка…
– Не бойся, Рома. Я хорошо пристегну…
– Да не в этом дело, – сказал я грустно и честно. – Жалко, что расстаемся. Скучно без тебя будет.
Она вскинула глаза:
– Правда?.. Но ты же сможешь прилетать, когда захочешь.
– Ладно! Буду прилетать! – И я поскорее снова стал бипланом «L-5».
– Сойка, ты села? Пристегнула карабин?
– Да…
– Как следует пристегнула? Проверь!
– Я проверила. Не бойся.
Господи, это она мне говорит «не бойся». А прыгать-то кому? Не мне же…
Я взлетел.
И представил громадный треугольник. Нижняя сторона его – рельсовая линия внизу. Длиною в тыщу километров. А по другой стороне треугольника я полетел круто вверх. Здесь, среди лунных Безлюдных пространств, я был хозяин и мог развить любую скорость. Как во сне, как в сказке. Мог сжать расстояние! И вот нервами я ощутил, что достиг нужной точки. Глянул вниз. Там – лишь освещенная фосфорической луной облачная пелена. Однако я вообразил, что сквозь нее вижу карту – с пунктиром рельсового пути, с кружком и мелкими буквами «Самойловск». А рядом кружок поменьше – «Дорожкино». И с вершины своего треугольника стремительно пошел вниз. Сойка тихо пискнула.
– Терпи, – сказал я с напускной сердитостью. И пробил облака.
Ночная земля раскинулась внизу – темная и косматая. Несколько огоньков мерцали там заброшенно, сиротливо. Да бежали крошечные желтые квадратики – окна вагонов.
И все же сплошного мрака в воздухе не было. Над зубчатым лесом вставала луна. Не та яркая и круглая, что над Туманными лугами, а обычная, «земная». Тусклая розоватая половинка.
– Сойка, а как мы тут что-то разыщем?
– Ничего и не надо искать! – откликнулась она радостно. – Вон река блестит, изгиб! Деревня – дальше, а наш дом у самого этого изгиба, у берега. Он хоть и сгоревший, но все равно видно… А вон огонек, это на нашем ветряке!
В самом деле, луна высветила реку, хотя и неясно. Увидел я и черные горбатые крыши хутора и горевшую над ними лампочку.
– Сойка, ты готова?
– Да… Ой… Уже сейчас?
– Подожди… – Я повел самолет в сторону и вверх.
– Куда ты?
– Потому что ветер. Снесет тебя в реку.
– Я умею плавать.
– Этого еще не хватало…
Я ушел подальше от излучины и набрал высоту: чтобы для парашюта был запас. Если увижу, что не раскрылся, подхвачу Сойку на лету, как меня подхватил когда-то Серёжка.
– Сойка, если зацепишься за деревья, не дергайся. Виси и ори, пока не снимут… А если сядешь нормально, мигни три раза сигнальным фонариком, он на левой лямке. Видишь кнопку?
– Вижу… Ты не бойся, я нормально…
– Ой, а что ты дома-то скажешь? Откуда взялась?
– Скажу, что знакомый летчик привез. Это ведь правда. А бабушке дадим телеграмму, в Дорожкине есть почта…
– Сойка…
– Что, Рома?
– Ох, да ничего уже… Переваливайся через борт и пошла…
– До свиданья, Рома… – И она не задержалась ни на секунду. Я же говорил: тихая, но отчаянная.
Меня слегка подкинуло – хоть и небольшая, но потеря веса. И тут же сильно дернулась бортовая скоба. И – ничего не видать…
Я заложил вираж. За мной трепетал фал с вытяжным чехлом.
А Сойка? Господи, где она?
Но вот расползлось внизу, отрезало неясную луну круглое светло-серое пятно. Купол!
Я догнал его, стал облетать по спирали. Может, Сойка что-то кричала мне, но за шумом своего мотора услышать я не мог. Выключил на миг, но воздух все равно свистел очень сильно.
Я метался вокруг парашюта, пока не понял: деревья и крыши уже рядом. Взмыл. Пятно замерло недалеко от лампочки ветряка, потеряло круглую форму.
Села? Ну, как она там? Живая?
И наконец рядом с обмякшим куполом трижды мелькнула электрическая искра.
Обратно я не сразу пошел по «треугольнику». Сперва долго летел над рельсами на восток. В сторону половинчатой луны. Было мне грустно и хорошо. Я знал: Серёжка скажет, что я молодец. Но в то же время чувствовал: что-то кончилось в нашей сказке.
А может, ничего печального в этом нет? Улетела Сойка от сумасшедшей бабки, радоваться надо. Но большой радости не было, и почему-то неотступно звучала в голове Сойкина песня:
Это сбудется, сбудется, сбудется,
Потому что дорога не кончена.
Кто-то мчится затихшей улицей,
Кто-то бьется в дверь заколоченную…
Кто-то друга найти не сумел,
Кто-то брошен, а кто-то устал,
Но ночная дорога лежит
В теплом сумраке августа…
Разорвется замкнутый круг,
Рассеченный крылом, как мечом.