Самолет по имени Серёжка - Страница 22

У киоска, где сдают стеклянную посуду, они откатили меня в сторону, а сами встали в очередь. И минут через двадцать вернулись с пачкой замусоленных бумажек.

– Больше тыщи! – весело сообщил Серёжка.

И Сойка уже не стеснялась. Почти…

– Я эти деньги спрячу, а бабушке буду давать помаленьку. Можно теперь целую неделю не просить…

– Мы тебе еще насобираем, – храбро пообещал я. – Мы знаем места. Верно, Серёжка? – И осекся. Может, не стоит болтать про Безлюдные пространства? Но Серёжка отозвался беспечно:

– Само собой! А ты завтра принеси Сойке еще одну книжку.

Сойка проводила нас до угла Кровельщиков и Водопроводной. А там, когда прощались, вдруг засмущалась снова:

– Можно, я спрошу?.. Вы не знаете, что такое брашпиль?

Ну и вопросик!

– Это на корабле… – начал Серёжка.

– Такая машина, чтобы якорь поднимать! – заторопился я. – А ты где про него вычитала? В этой книжке ничего морского нет, по-моему.

– Это не из книжки. Из песни… Там такие слова: «Где-то грохнула цепь на брашпиле…» Теперь я понимаю…

– А что за песня? – осторожно спросил Серёжка.

– Брат сочинил. Давно еще.

– Значит, у тебя есть брат? – глупо спросил я.

– Двоюродный. Он далеко, на Сахалине. Два года назад приезжал и пел мне. Я запомнила…

Мне вдруг до рези в глазах стало жаль эту белоголовую Сойку. Я даже закашлялся. А когда мы остались вдвоем с Серёжкой, насуплено сказал:

– Раньше я думал, что Золушки бывают только в сказках…

– Бывают и по правде… Только мы в принцы не очень-то годимся.

– Я-то уж точно. Про инвалидных принцев сказок нет.

Серёжка сделал вид, что разозлился:

– Вот как тресну по шее! Несмотря на инвалидность!

И я почему-то обрадовался.

– Ладно, трескай! Только завтра приходи обязательно…

– Ох… завтра же суббота.

– Не можешь? – сразу затосковал я.

– Могу, только…

– Что?

– Завтра, наверно, твоя мама дома будет…

– Ну и что?!

– Наверно, она сердится на меня: «Привязался к Роме какой-то подозрительный тип, увозит куда-то…»

– А вот сейчас я тебя тресну по шее!

…Мы успели домой за три минуты до маминого звонка. И я бессовестно сообщил маме, что сижу дома уже давным-давно.

– Как тебе не стыдно сочинять! Я звонила пятнадцать минут назад!

– Ну и что?! Я в туалете был! Не срываться же!

– Вот подожди, будет тебе «туалет»…

Серёжка убежал домой («Надо еще тете Насте с хозяйством помочь»), и я помахал ему с балкона. А он мне.

А когда Серёжка скрылся, вдруг сразу, как ледяная сосулька, проколол меня страх: «А что, если завтра он не придет?»

Ну, завтра, может быть, и придет, а через несколько дней я ему надоем. С какой стати он должен возиться с инвалидом?

Вокруг столько здоровых мальчишек! С ними можно без забот гонять мяч, носиться на велосипедах. Гулять где душа пожелает, не таская тяжелое кресло. В том числе и по Безлюдным пространствам…

Почему я за эти два дня привык, что он нянчится со мной? Привык, словно к себе самому, к своему второму «я»! Будто он для того и родился, чтобы всю жизнь быть со мной рядом!

Он и во сне приходит, не забывает меня. А я что? Чем хорошим я могу ответить Серёжке? Я же… свинский эгоист! Сегодня даже прикрикнул, когда он вез меня по шпалам: «Не тряси так!»

Нет, он не бросит меня сразу, но где-нибудь через неделю скажет, глядя в сторону: «Понимаешь, я завтра не смогу прийти. И послезавтра. Дома куча дел…»

Я чуть не заревел. Головой лег на перила балкона. И сидел так, пока не пришла мама.

Она не стала сильно ворчать на меня за дневные приключения. Была рассеяна – видимо, из-за своих каких-то забот. Мне стало поспокойнее, но все же я улегся опять совсем рано: чтобы поскорее дождаться утра и Серёжки. Увижу его и спрошу прямо: «Ты со мной подружился накрепко или это так, случайность?»

Но разве про такое говорят?

А может, он опять приснится? Тогда уж точно спрошу.

Однако Серёжка в эту ночь не приснился. Видел я громадные ржавые механизмы, которые лязгали шестернями, телефон, по которому никак не могу дозвониться домой, соседского кота, который хитрым голосом доказывал, что он не Пушок, а Лопушок. Враль несчастный!

Потом приснилась Сойка. Мы с ней гуляли по заросшим одуванчиками пустырям, по лопухам и кочкам, среди которых прятались мохнатые чуки. Мы собирали бутылки. Сойка была в коротком новом платьице – очень красном, с белыми бабочками. Но к платью была пришита заплата из серой холстины. Потому что Золушка. Сойка все время отворачивалась и тонким голосом пела одну и ту же фразу: «Где-то грохнула цепь на брашпиле…»

Хорошо в этом сне было то, что кресло мое ездило само собой. Подчинялось мысленным приказам. Ловко пробиралось через заросли. А потом у нас разбилась бутылка и осколок рассек мне ступню, и было совсем по правде больно. Сойка теплыми пальцами прижимала к порезу подорожник, и алые капли падали ей на белые сандалетки. И она чуть не плакала, а я смеялся несмотря на боль…

Так я со смехом и проснулся. А нога радостно болела еще несколько секунд.

Серёжка пришел ровно в десять, как договорились. Он был неузнаваемый. В белой рубашке, в синих брюках с наглаженными стрелками. Кепку-бейсболку он оставил дома, а волосы были расчесаны на косой пробор – очень старательно.

Совсем другой Серёжка. Я, конечно, обрадовался, но…

Зато маме он понравился. Тем более, что сразу же заявил:

– Ирина Григорьевна, вы меня извините, пожалуйста. Это я виноват, что вчера задержались.